Статьи

Мара Даугавиете.
Мои любимые картины Георгия Уварова.
Эссе художника о художнике
2017 год

Георгия Уварова с юности увлекла живопись старых мастеров, особо восхищали портреты Ван Дейка, Рембрандта, Веласкеса, Тициана. Он рано определил для себя жанр портрета как интереснейший. Человеческая личность, ее неповторимость привлекает его сама по себе; крепкая профессиональная школа и прекрасный, острый рисунок, природное чувство цвета помогают решать пластические задачи. Отбор средств становится с годами в его портретах все строже; требовательность к себе не дает остановиться на полпути. Чем далее, тем более он от конкретного изображения индивидуальности приходит к обобщению, знаку, его портреты приобретают свойства жанровой картины; цвет очищается и становится главной образной силой в полотне, а образы приобретают монументальность. Например: «Чистящая картошку» – это обобщенный образ матери, тема величия жертвенной любви, фигура излучает титаническую, неиссякающую силу. Сам художник меняется в процессе творчества, что подтверждает мысль Георгия – личность художника не ограничивается творчеством, она значительно больше.

БЛУДНЫЙ СЫН 2007

Картина задевает за живое.
Точная найденность знака, композиционной схемы, позволяет наполнять варианты этой картины (а их у Георгия несколько, и все хороши!) разными психологическими состояниями Сына, лицо которого зритель видит «глаза в глаза» через очень значимый передний план – загон для свиней. Свиные рыла в одной плоскости с лицом человека, человек повыше (ведь обладает разумом, и вообще, он подобие Божие и потому ясно сознает свое падение). Первый вариант написан на фанере, использована текстура дерева, дощатый закут обладает непреложной убедительностью. Сын вспомнил, что у него есть Отец. В одном из вариантов угадываются черты автора. Последний вариант: поверх живописи работа залита краской, как будто навозной жижей. Тема падения.

ТРИ ВОЗРАСТА 2010

Необыкновенная мягкость, нежность и трепетность (вообще не очень свойственные живописи Георгия Уварова) отличает эту небольшую работу. Молодая мать и ребенок, сидя на постели бабушки, образуют нерасторжимое единство, пластически замкнуты в круг. Это перетекание роста в увядание, умирание и возрождение в новом человечке; и снова будет рост, и все будет продолжаться с неизбежностью, непрерывно. Сама жизнь. Материнство, детство, старость одинаково нуждаются в защите. Потому здесь столько нежности. Контуры растворены в световоздушной среде, персонажи погружены в тихое общение. Художник, создавший такую картину, должен обладать даром Любви.

«СТАРОСТЬ – ЭТО ГАДОСТЬ!» 2010

Названия картин Георгия Уварова часто состоят из прямой речи, цитаты, крылатого выражения, обращений персонажей друг к другу или к зрителю.
Это название – выражение матери художника, она часто так говорила. От этой картины захватывает дух. Возникает даже чувство жути. То, что тут нарисовано, можно назвать интерьером с фигурой. Старушка в ночной сорочке, ложась в постель, случайно увидела свое отражение. Но компоновка этого сюжета говорит о большем, о страшном.
В тесное пространство, между кроватью и буфетом зажат человек («загнан в угол»). Неотвратимость. Замыкает этот угол зеркало, оно именно замыкает, так как в нем чернота небытия.
Зритель как бы со стороны, со спины смотрит на тощую, непрезентабельную фигурку перед зеркалом. Но одновременно, он сам заглядывает «в эту бездну», видит суть, ведь каждому предстоит уход, и внезапное осознание этого – страшно. Зритель заглядывает в свое будущее.
Не хочется даже разбирать живописные качества работы – есть ощущение, что она не могла быть иной ни по цвету, ни по пластике. Язык не поворачивается назвать эту живопись красивой (хотя это, безусловно, так: она нарядная и страшная одновременно). Живопись соответствует содержанию.

МАТЕРИНСТВО 1985

Одна из первых картин Георгия Уварова. Он в это время начал движение от портрета в сторону картины. Тема – взаимодействие людей, взаимоотношения близких. Появились двойные, а затем и тройные портреты.
Картины-знаки. Я очень люблю эту картину – ведь там запечатлены мои счастливейшие дни – рождение первенца. Когда на нее смотрю, чувствую то же, что тогда чувствовала. Настолько точна пластика поворота и жеста! Тут устремленность матери к своему младенцу. Это и есть язык тела. Знак всецелого ухода, даже перетекания, в свое продолжение, отдача всего, что у нее есть.

СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ 1990

Тройной портрет, который мне очень дорог: это я с дочурками.
Три персонажа слились в один – настолько нерасторжима эта группа, едина и неразделима (пока). Цветовые отношения излучают радость. Цвета – розовый, желтый, сложный серебристо-голубой – нежно вплавлены один в другой, положены густо и плотно, сочно и вкусно. Так же расплавились друг в друге мать и дети. Счастье растворения в любви. Еще вижу здесь тему женственности, естественности, гармонического единства.

ИМЕНИНЫ 1990

Вытянутый вертикальный формат. Портрет влюбленной пары. Необычный портрет. Не просто портрет, а в рост. И не просто в рост, а юноша несет девушку на плечах. Они обнаженные, простодушные и радостные, познавшие счастье обладания – Адам и Ева в Раю. Пространство в картине условное, ограниченное розовой ширмой; изображение плоскостное, с небольшим объемом; силуэты фигур образуют единую вертикальную арабеску. Золотисто-розовый колорит, изумительный цвет нагих тел, воздушная живопись, окрыленный размах женских рук – все это Любовь.

ИГРА В КАРТЫ 1991

Портрет семьи. Нашей. Здесь уже четыре отдельные личности, равноценные, так они равномерно рассажены вокруг стола, который их объединяет. Веселая забава, игра в «картишки» родителей со своими детьми. В общем, баловство...
Из своего настоящего мы смотрим на этот запечатленный миг прошлого счастья. Автор хотел остановить мгновение, и ему это удалось. Никаких лишних деталей, подробностей, только самое необходимое. Вспоминается Матисс: тут тоже – самое главное цвет. Напоминает детское рисование, когда радостно макается кисть во все самые яркие и «вкусные» краски и от души, широко и вольно цвет разливается по белому фону листа. Перетекание цвета в цвет, контрасты красного и синего, розового и фиолетового, оранжевого и розового, оранжевого и бирюзового очень необычны. Теплые цвета оказываются внутри холодных и наоборот. Радостные чистые сочетания цветовых пятен, силуэты которых точно определяют психологию поз и жестов (все они значащие).

«ОСТОРОЖНО, МЕ-КЕ-КЕ БОДАЕТСЯ!» 1986

Этот шедевр из первых картин Георгия Уварова. Золотая гамма фона поддерживается холодным «серебром», которым написаны козы. Очень цельная картина. Живые формы уравновешивает геометрия заборчика. Несмотря на скупость художественных средств, ограниченной палитры, плоскостного решения, – все очень сдержано и тонко – образ создается нежный до умиления, и при том, без всякой сентиментальности!

ФЛЕЙТИСТКА 1990

Растворение цветов, лилово-розовых и голубых, знаковость и ясность силуэта играющей на флейте девочки в новогоднем костюме Феи, делают эту работу поэтичным воплощением неземной Музыки и детской чистоты. Музыкальный Ангел. А вообще-то, это портрет, и очень похожий (как всегда у Уварова) юной музыкантши Кати Дрязжиной. (Теперь она известная флейтистка. Она вспоминает, что благодаря этим сеансам, она начала относиться к своему призванию серьезно; никогда она до того так много не занималась, как во время позирования.) Самое главное здесь цвет.

ВАННА 1990

Гениальная простота. Такую картину мог написать только художник, влюбленный в цвет, в Живопись как таковую. Тончайшие цветовые отношения, единый серебристый колорит, скупо выверенные силуэты четырех выступающих из воды кусочков тела – это подлинный успех живописца. Тут много наблюденного, найденное решение и много чувства. Эротика в живописи. Из трех вариантов – два прекрасны, но их бы не было без первого.

ПОРТРЕТ Ю.Я. ГЕРЧУКА С ДОЧЕРЬЮ 1990

Двойной портрет отца с дочерью. Великолепная композиционно точная связка фигур, острый характер рисунка, глубокая психология образов, изумительная живопись (у Уварова есть свой «голубой период»). Потрясающе исполнены руки. Единение перед лицом холодного мира. Столько любви между отцом и дочерью!

ЧИСТЯЩАЯ КАРТОШКУ 1990

Портрет-знак. Мать, держащая на своих плечах всю тяжесть земного бытия. Огромный размер картины (130х150) делает этот образ матери монументальным символом; покорно склоненное лицо опущено, черты не читаются, и оттого она просто Мать. В позе – неимоверная тяжесть, груз ответственности за всех, за нас. Приземленность, материальность в пластике, обобщенный силуэт как бы скульптурен. Напоминает Сивилл Микеланджело. Колорит необычен: темно-синий с искрами золотых охр. Это как Земля ночью.

СТАРИК 1990

Тема увидена в больнице. Художник был молод тогда, и он воспринял этот сюжет как необычный. Ну, что тут необычного? Но молодость на старость смотрит со стороны, не помышляя о будущем. Потому-то образ старика напоминает насекомое, что-то кафкианское. Жизнь не жалеет человека, безжалостно проводит его через удивительные метаморфозы. Страшная картина. У художника несколько вариантов этой композиции. Я была свидетелем, как он писал первый из них. Что ни день, портрет менялся весь, переписывалось все вчистую; каждый день, мне хотелось, чтобы он остановился на достигнутом, ведь каждый раз было уже здорово! Но нет. Георгий Уваров безжалостно переделывал, менял колористическое решение. И остановился только в самый мрачный темно-фиолетовый момент, когда дальше уже двигаться было некуда – только в черноту. Он достиг лаконизма и огромной выразительности, докопался до сути! Другие варианты были светлее, импрессионистичнее – художник менялся сам и живопись вместе с ним.

АВТОПОРТРЕТ В МАСКЕ КАРАБАСА 1989

Человек – тайна. Какой он? Великие портретисты Тициан, Веласкес, Рембрандт достигли потрясающих результатов в познании человека. Автор знает и любит их шедевры. Тут новое: он в маске. Вот снял маску – все равно остался загадочным. Видна только нижняя часть лица под темной шляпой. Можно домыслить все что угодно. Маска Карабаса Барабаса очень страшная. Георгий сам смастерил ее для домашнего спектакля, с удовольствием пугал детишек (некоторые плакали), стало быть, в нем самом таились подобные черты. В нем от природы много актерского. Его интересовало скрытое в нем самом, и он изобразил «скрытое» в этом портрете. Зритель так и остается заинтригованным. А сам автор знает ли о себе? Он прекрасный портретист и, конечно, мог бы раскрыться в автопортрете. Но он не хочет показать себя, остается в тени шляпы.

СПЯЩИЙ УШАНГИ 1987

Есть подобие могучего спящего человека и стоящего рядом с ним красавца барана. Это портрет осетинского художника, который отлично готовит шашлык. Картина наполнена жизненной силой. Пока человек спит – жертва жива. Пусть спит дольше. Пусть жизнь продолжается.

ИГРА 1989

Очень таинственная картина. Она манит загадкой. В ней чувствуется драма. Что это за игра никто не знает. Но в пластике плотной, устойчивой («заземленной») фигуры пожилой женщины, в ее неколебимости, равновесии, опоре на обе широко расставленные ноги, грозно поднятом ноже («карающий меч»?) – есть неизбежность, рок, фатум. Девочка в золотом платье завязывает ей глаза. Да это Фемида, со всеми ее атрибутами, даже и весами! Значит, Справедливость.
Вообще-то, это портрет бабушки с внучкой... Интересно они играют... на черном фоне...

РИСУЮЩИЕ ДЕВОЧКИ 2010

Веселая, игривая картина, создана легко, как музыкальный экспромт. Основой послужил виртуозный пастельный набросок с натуры – я была свидетелем и одновременно объектом этого творческого акта. И так же легко и быстро был написан этот большой холст.
Центричность, симметричное расположение фигур, музыкальные паузы между ними, образуют танцевальную арабеску, дискретные силуэты цветовых пятен напоминают запись на нотном стане. Ритмические чередования цветных пятен и повторы темных контурных линий создают «порхающее» движение в декоративном равновесии композиции. Изысканная творческая игра.

МАТЕРИНСКИЙ ПОКРОВ 2010

Композиция-знак. Крестом в центре сходятся горизонталь лежащей фигуры спящего сына и вертикаль накрывающей его покровом матери. Цветовая тема восходит к фрескам Джотто: голубые и серо-розовые тона. Сын написан мягко, силуэт лежащей фигуры обтекаемый, рисунок мягкий. Мать решена в условной манере: рисунок лаконичный, обобщенный, даже брутальный. Он поднимает образ над повседневностью, делает эту, в принципе, жанровую сцену, символом жертвенной материнской любви. Мать как бы вне реальности, метафизически она и после смерти продолжает защищать, укрывать, своего сына.

ТАИНСТВО КРЕЩЕНИЯ 2012

В этом очень большом полотне есть русская тема, и не только в традиционном православном обряде. В цвете – пасхальная радость звучит в веселых сочетаниях красного, голубого, желтого и розово-сиреневого. Еще и в наивном рисовании людей, празднично толпящихся вкруг крестильной купели и царственного священника, держащего в руках крохотного голенького младенца.
Возвышенность и простота. Золотой колорит складывается из ярких, и одновременно мягких, пятен разноцветья одежд. Проекция «земного» на «небесное».